Посчитала свои однострочники (и не очень однострочники), решила, что их достаточно, чтобы собрать в пост.
Надеюсь, ничего не забыла. И спасибо тем, кто носит ключи, и тем, кто носит в архив!
хайкю
4
Нишиноя, смайлик
асаноя, 40
Асахи смотрел в телефон, с экрана в него целились красные, целующие губы.
"Прости, перепутал смайл!" — кричало следующее сообщение и смеялось жёлтым колобком.
Асахи закрыл второе сообщение пальцем, склонил голову, присматриваясь. Нишиноя: Спокойной ночи! /kiss/
Пожалуй, так выглядело куда лучше.
Кётани, дрожь
джен, 95
За воротник капало, хлюпало в ботинках и ледяные пальцы дрожали, цепляясь за ручки сумки. Вокруг — море зонтов, и волны вздымались то чёрными куполами, то прозрачными водопадами, то разноцветными подсолнухами, а спица чьего-то зонтика чуть не угодила Кётани в глаз.
Он зашипел сквозь зубы, проследил за ничего не заметившей девчонкой, так и убежавшей вперёд.
Кётани бы тоже не отказался от зонта. Тяжёлая капля упала на нос, щекотно проскользила до кончика, и он тряхнул головой, отфыркиваясь.
"Собака мокрая", — пьяно заулюлюкал отец, открывая дверь, и Кётани прошёл внутрь, толкнув его плечом.
Дрожь не желала униматься. Дурацкий всё-таки дождь.
Яхаба, держать спину прямо
это сокращение слишком сложное, 114
Яхаба горбился, сколько себя помнил. "Сядь прямо, скалиоз заработаешь!" — постоянно прикрикивала мама, когда он садился обедать или делал уроки. Яхаба, конечно, садился, но спустя минут десять ловил себя на том, что горбится снова. Мама вздыхала, опуская руки: "Ну, ты же спортсмен"... Яхаба пожимал плечами и выпрямлялся, чтобы потом всё повторилось.
Ивайзуми ничего не говорил, он хлопал его по спине тяжёлой ладонью так, что Яхабе казалось, будто он сейчас выплюнет душу.
— Не горбся! — комментировал тот, как ни в чём не бывало, и шёл по своим делам, а Яхаба смотрел ему вслед.
Методы Ивайзуми были не самые действенные, но спина горела под тонкой футболкой, как под напором горячей воды после морозной улицы.
И Яхаба горбился вновь.
Ивайзуми, снег
иваой, 142
Ойкава щурится на зимнее солнце:
— Хорошая погода.
На нём пушистый шарф и пушистые перчатки, щёки и нос алеют от холода. Утро совсем раннее, вокруг никого, и Ивайзуми благодарит всех богов сразу. Повылазили бы фанатки, ещё бы телефоны повытаскивали...
— Ну, так...
Он хмурится и даже ёжится: ветер пробирается под куртку и морозит спину.
— Да брось, здорово же!
Ойкава улыбается своей самой сиятельной улыбкой и сам сияет, как начищенная монета. Хочется взять эту улыбку и спрятать в карман.
Эта мысль совершенно дурацкая и неуместная, она и подобные ей донимают его совсем недолго, но уже стоят надоевшим комком в самой глотке.
У Ивайзуми перчаток нет, но он наклоняется и лепит рыхлый снежок:
— Лови, Дуракава.
Снежок расползается у Ойкавы на лице, и улыбку совсем не видно. Да Ойкава и не улыбается.
— Совсем не смешно, — говорит он.
Верно, совсем не смешно.
Отвратительная погода.
И такой отвратительный Ойкава.
дайя
5
Савамура, копоть
миюсава, 79
— Сам идиот, — говорит Савамура и трёт нос.
Щёки у него размалёваны, как у какой-нибудь матрёшки, только вместо пудры — чёрная-пречёрная копоть. Он невероятно похож на чертёнка, и хмурая морда только добавляет схожести.
— Но я ещё ничего не говорил! — выбулькивает Миюки сквозь сдавленный смех.
Савамура ещё тихо бурчит невесть что и уходит подальше от костра, а Миюки подкладывает дров и убирает жидкость для розжига обратно в сумку. Неужели его не учили техники безопасности в лесу? Очень зря...
А может и нет.
Тецу, презерватив
тецуджун, 68
— Вот это, Тецу, презерватив, а вот это — смазка, а это, — Джун показал картинку из интернета с наглядным изображением геморроя, — то, что меня ждёт, если ты не начнёшь трахаться, как нормальные люди, понимаешь, Тецу?!
Тецу серьёзно покивал и записал в блокнотик. Продавщица хлопнула длинными ресницами и на всякий случай улыбнулась, а Джун злобно зыркнул на глазеющих посетителей. Тецу ткнул пальцем в витрину, указывая на толстое, розовое:
— А это что?
Мэй, лезть в драку
масамэй, 56
— Лезть в драку было плохой идеей.
Харада присел на корточки перед Мэем, тронул ссадину на гладкой щеке. Тот зашипел и дёрнулся:
— Больно же, блин! И они сами виноваты.
Он надулся, отворачивая лицо, а Харада промолчал, что "они" — футболисты и что прав тот, кто больше.
Потому что Харада был больше даже этих футболистов.
А Мэй был прав.
курасава
-бант
-мешать спать
-снимать на мобильник
преслэш, 272
— Савамура... Савамура, проснись.
Курамочи зажимал рот рукой, чтоб хихикать не слишком громко. Будить Маско почему-то совсем не хотелось.
Он вытянул руку перед собой, навёл объектив телефона на спящего Савамуру:
— Са-ва-му-ра... Савамура!!
Савамура вздрогнул и резко сел на кровати, посмотрел сонными глазами. Курамочи громко прыснул, не сдержавшись, и щёлкнул камерой:
— Улыбочку, Бакамура!
— Какого хре... а это ещё что?
Савамура цепанул розовую ленту у лица, потянул, и бант у него на голове развязался. Курамочи даже немножко пожалел: он так долго пытался завязать его максимально аккуратно. Лента спустилась Савамуре на колени, и он секунд тридцать тупо на неё пялился, а потом поднял голову. Курамочи спрятал телефон за спину, лицо распирало широкой улыбкой, которую захочешь — не спрячешь.
— Удали!
Савамура завопил, окончательно проснувшись, подскочил и бросился на Курамочи, заваливая его на пол и намереваясь отобрать телефон. Курамочи перевернулся на живот,накрыл зажатый в ладонях телефон собой и захохотал в голос. Ухо обдавало дыханием, Савамура пыхтел и ерзал на его спине, пытаясь расцепить пальцы Курамочи. Было щекотно, жарко и так смешно, что Курамочи не сдавался только чудом.
Маско, конечно, проснулся, потоптался рядом, а потом решительно снял с него Савамуру:
— Семпаев надо уважать!
— Но... но это он!.. Маско-семпай!
Савамура насупился и зыркал из-за широкого и решительного Маско. Курамочи, уже успевший лечь на спину, утирал выступившие слёзы и пытался отдышаться от смеха. Телефон лежал у него в кармане штанов и грел и ногу, и душу — что, если показать Миюки?..
Савамура дулся весь день, а на тренировке всё пытался швырнуть в него мячом, но уступал перед вездесущим и грозным взглядом тренера. Спать они ложились в полном молчании, только Маско пробормотал, уже засыпая: "Добрых снов".
А фотографию Миюки Курамочи так и не показал.
Рэндомный пейринг: Курамочи Еичи/Йо Шуншин
Место: Рим
Ключ: Убивать нарисованную нечисть интересно, пока не встретил ее воочию.
никакой не слэш и что это вообще такое, 111
Все дороги ведут в Колизей. Курамочи был уверен в этом. Его же дорога замыкалась на Колизее в круг, рисовала петлю и набрасывала эту петлю Курамочи на шею: вперёд, дерись!
Курамочи и дрался. Говорят, у него уже целое состояние. Говорят, ему перестанет везти, и он наконец умрёт. Говорят, сегодняшний бой будет его последним.
Курамочи смотрел в стеклянные глаза, стеклянные глаза смотрели мимо него.
Он видел эти глаза на тысячах кубках, из которых успел испить. Великий войн, величайший из всех, пришедший, чтобы принести Мир этой земле.
Риму не нужен мир, потому что у Рима есть Колизей.
Стеклянные глаза не умеют слушать, а значит, так тому и быть.
И это — смерть?
Курамочи её принимает.
всякое разное
2
оофури, Абе, веревка
михабе, 104
— А-абе-кун, пожалуйста, не надо!
Михаши всхлипнул и замахал руками, глаза он зажмурил, так что под веками вспыхнули маленькие огоньки.
— Что ты...
— Я стану лучше, правда-правда, научусь кидать самый быстрый фастбол, только не... только не надо... ну... это... — он открыл один глаз, указал на свисающую с деревянной балки верёвку.
— Но я не...
— Нет!
Михаши вскрикнул, сорвался и потянул верёвку на себя. Она шлёпнулась на пол мёртвой змейкой, и Михаши выскочил из сарая вместе с ней.
Абе грохнул о пол полным ведром воды и растерянно посмотрел вслед:
— Но это же для ведра...
Вода поблескивала под падающим с улицы солнцем, а у Абе почему-то щекотало в груди.
педаль, Аракита, максимум
джен, 80
"Максимум".
Аракита ненавидел это слово. Быстрее, дальше, дольше! Вот те слова, с которыми он стартовал на гонках. Но ноги наливались тяжестью, и сердце заходилось, и в груди болело от недостатка воздуха, и раздирало горло.
И это не он ехал медленнее, это подводят колеса, надо менять подшипники, или, может быть, цепь?..
У него был максимум, и Аракита опускал голову.
Он ненавидел это слово, но чужое колесо уже давно скрылось за поворотом.
Чёрт возьми, и куда делся весь воздух с этой планеты?!