болтовня и цукитен
В две руки мы с Аничкой пытались причесать, мало что изменилось, ну да ладно.
Ей бы лучше подумать о том, чтобы послать меня нахер как можно скорее, а то я как будто безотказную бету себе нашла, не могу нормально выложить, пока она не прочтёт. Но вообще это очень прикольно, когда кто-то читает твой фик, а ты бежишь по документу вперёд него и лихорадочно выискиваешь повторы и прочую шебутню, бгг.
Где-то месяц назад я страдала, что мне не с кем свести Цукишиму, арты пытались соблазнить на кагецуки, но у них ничего не вышло. Но теперь мои глаза открылись, спасибо, тред Про шв ничего не знаю, кагецуки ещё горит, я бы с удовольствием помахала помпонами, но...
А ещё Аничка назвала кодовое слово — цукитен. За що?! Где мне с ними арты искать? Я ж жить не могу без артов, нууу.
господь, как придумывать названия фикам
никак
Название: ???
Размер: дроббломини, ~1,1к
Фэндом: Haikyuu!!
Пейринг: Кагеяма/Цукишима
Тип: слэш
Рейтинг: PG—14,5
Жанр: романс
Саммари: Это что-то явно большее, чем простая физиология.
читать дальшеВот чёрт, думает Цукишима. Четвёртый день сборов, Хината раздражает сильнее обычного, Коганегава ему вторит, Куними, единственный спокойный человек во всем этом сборище, не нуждается в общении с ним, а в животе растёт какое-то мерзкое чувство — того и гляди лопнет.
Интересно, думает он, а как там в Токио? Уж всяко уровень повыше, люди посерьёзнее и нет Хинаты. Зато есть Кагеяма.
Кагеяма, умеющий краснеть одними ушами, обессиленно закрывающий глаза, когда просовываешь пальцы ему под футболку.
Интересно, думает Цукишима, Кагеяма спит в комнате один или делит её с кем-то?
Комок в животе пульсирует, и Цукишима считает до десяти. Осталось совсем немного.
Как же он в это вляпался?
Вот чёрт. Чёрт, чёрт.
Это понедельник, и тренировка тянется, как разогретая патока. К концу тренировки Цукишима уже конкретно бесится, и когда Хината с Кагеямой решают задержаться, ему хочется швырнуть в Кагеяму мячом. Они не сказали друг другу ни слова, не обменялись ни единым взглядом, и вот теперь это. Как будто у них нет общего секрета. Как будто Цукишима вовсе себе всё напридумывал.
Почему ему вообще должно быть не плевать?
В клубной комнате он чертыхается сквозь зубы и поворачивается к Дайчи:
— Можете оставить ключи от раздевалки мне. Я собираюсь в библиотеку, закрою за ними.
Дайчи выглядит удивлённым, но в его улыбке облегчение:
— Спасибо, мне страшно отдавать их этим двоим. Выгони их, если сильно задержатся.
— Без проблем.
Он прячет связку в карман, и Ямагучи, когда все остальные прощаются и уходят, спрашивает:
— Ты собираешься в библиотеку?
— Нужно доделать кое-что по японскому.
— Остаться с тобой?
— Нет, всё в порядке.
— Хм, ну... — Ямагучи шнурует кроссовки и выпрямляется, закидывает рюкзак за плечо. — Тогда пока?
— До завтра.
Дверь за Ямагучи закрывается, и Цукишима опускается на корточки, бьется затылком о деревянную перекладину. Что он делает?
Что — удар — он — удар — делает.
В библиотеку он не идет, ему никак нельзя их упустить. За углом спортзала он бросает сумку на землю и садится на неё. Из окна над головой доносятся стук мяча и редкие возгласы, изо рта вырываются облачки пара. Третьегодки говорили, что сегодня обещали снег, да?
Цукишима чувствует себя полным идиотом. Они ведь всегда с Кагеямой почти не разговаривали, даже после того дня, когда...
Тогда они остались в душевой вдвоём, Цукишима смотрел на широкую спину, подтянутые ягодицы и испытывал настоящее бешенство. И черт его знает, как это вылилось в потасовку, а затем в какую-то яростную дрочку прямо под струями воды. И выливалось ещё не раз. Цукишима оправдывал это обычной подростковой озабоченностью и ему было всё равно, как объясняется перед собой Кагеяма.
И вот теперь он сидит и ждёт сам не зная чего на холодной улице, как будто они что-то друг другу должны, как будто они о чём-то договаривались.
Как будто они вообще могли о чём-то договариваться.
У него уже начинают замерзать ноги, когда свет в спортзале наконец гаснет и громкий голос Хинаты раздаётся снаружи. Цукишима медлит еще немного, прежде чем пойти за ними.
Хината вылетает на него, когда он поднимается по лестнице, и Цукишима не даёт ему даже рта раскрыть первому:
— Кагеяма ещё там?
Хината в явном замешательстве, он пожимает плечами:
— Да, он...
— Иди домой.
— Э?!
— Ты слышал? Иди домой. У нас с Кагеямой разговор способных первогодок, а тебе, кажется, надо успеть нормально поужинать?
Хината возмущённо пыхтит, а потом отодвигает его с дороги:
— Да иди ты.
Он скрывается за пролётом, и Цукишима делает глубокий вдох до того, как толкнуть дверь.
Кагеяма стоит посреди комнаты, уже полностью переодетый, спрятанный под слоями одежды.
— Ждал?
— Слышал, как вы ругались.
— Хм.
Цукишима закрывает дверь за собой, прислоняется к ней спиной, скрещивает на груди руки.
— Ты, кажется, меня сегодня избегал?
— Разве?
Кагеяма невозмутим, и Цукишима жалеет, что он не может залезть к нему в голову, вытащить его мысли наружу, узнать, о чём он думает, что он чувствует, испытывает ли он то же, что испытывает сам Цукишима.
Кагеяма невозмутим, и Цукишима спрашивает:
— Ну, как там в Токио? Есть кто-нибудь интересный?
— Я видел второго Маленького Гиганта.
— Хм?
— И один парень сказал, что в игре я послушный, как маленький ребёнок.
Кагеяма невозмутим, и Цукишима бросается в омут с головой:
— О. Тебя это возбудило?
И Кагеяма наконец-то дёргается:
— Чего?
— Ты передёрнул потом на этого парня, когда остался один?
— Ты рехнулся?
— Представлял, как ты отсасываешь ему, как он гладит тебя по голове и зовёт хорошим мальчиком?
Вот теперь Кагеяма в бешенстве, и Цукишима чувствует какое-то извращённое удовольствие, когда он хватает его за грудки, практически бросает в дверь:
— Заткнись! Что ты несёшь?
Он больше ничего не делает, только тяжело дышит, и Цукишима почти смеётся:
— Ну и?
Пальцы на куртке разжимаются, и Цукишима толкает Кагеяму в грудь, чтобы развернуться и самому прижать его к двери. Кагеяма дёргается, и он предупреждающе обхватывает его горло рукой, вклинивает колено между ногами. Под ладонью ощутимо прокатывается кадык, и Кагеяма как-то совсем устало вздыхает:
— Что за хрень?
Цукишима молчит. Его рука на чужом горле обмякает и спускается ниже, пальцы трогают ямку между ключицами, скользят до самого живота.
Кагеяма умеет краснеть одними ушами, когда просовываешь пальцы ему под футболку, и...
Он краснеет и сейчас. У Цукишимы такое чувство, будто он проиграл все национальные разом, даже не начав играть.
Он горбится и упирается лбом в твёрдое плечо. Живот под ладонью вздрагивает, а кожа невероятно горячая.
— Наверное, я просто ревную.
Цукишима не видит лицо Кагеямы и не хочет видеть. Он думает о том, что Кагеяма вот-вот его оттолкнет, и эта мысль сейчас особенно невыносима.
Но Кагеяма замирает, а потом вдруг его глаза оказываются напротив — почти чёрные, удивлённые и почему-то решительные.
Цукишима понимает его намерения всего на миг раньше, чем тот вдруг подаётся вперед:
— Эй, я не хочу с тобой целоваться!
— Заткнись!
Кагеяма вцепляется ему в волосы, давит на затылок, заставляя наклониться, и впечатывается в него ртом, чуть ли не вгрызается зубами в его нижнюю губу.
Это действительно больно, и Цукишима мычит, но Кагеяма уже разжимает зубы, зато пытается засунуть ему в рот язык. Такому напору можно только позавидовать, но Цукишима уже не может сказать, что он против.
На самом деле, признаёт он, он не был против с самого начала. Честно говоря... честно говоря, не иначе как за этим он сюда и шел.
Ширинка неприятно жмёт, и он с шипением ее расстёгивает, задевая рукой пах Кагеямы. Тот вздыхает ему прямо в губы, и Цукишима думает, что он попал. Это что-то явно большее, чем простая физиология, иначе с чего у него так сжимает горло, когда Кагеяма опускает резинку его трусов?
Это что-то сильнее, неправильнее, постыднее, но, думает он, прижимаясь ртом к шее Кагеямы и заглушая рвущийся наружу стон, чёрт возьми — чёрт возьми — настолько приятней.
В этот раз они идут к станции вместе. Кагеяма молчит и шагает чуть-чуть впереди, и когда Цукишима останавливается, чтобы его окликнуть, начинается снег.