Иногда очень хочется с кем-нибудь поделиться самым больным и сокровенным, но так сложно найти кого-то, кому это будет действительно интересно, кому ты захочешь доверить эту частичку себя, не боясь, что ему будет абсолютно наплевать. Не на мои чувства, нет, просто на то, что со мной приключилось. Я не пойду с этим ни к кому из знакомых, я не навяжу им эту историю. Пусть она просто лежит здесь.
Мои переживания не новы и не сверхъестественны, это случается со многими из нас, но эти переживания мои, а значит, они важны по факту — хотя бы для меня и для того случайного человека, который заглянет в этот дневник и подумает: "Как здорово, что есть такие как я", или "Как здорово, в конце концов, жить", или "Мне нужно сходить и купить ту зелёную сумочку прямо сейчас: кто знает, что произойдёт со мной завтра?"
Только смотрите по сторонам.
.Так вот.
Иногда мне очень хочется рассказать, что я чувствую, когда думаю посетить могилу своей умершей подруги, как мне от этого очень страшно, как мне жаль, что умерла она, а не я, потому что она бы эту жизнь провела намного осмысленнее меня.
Нам обеим было по семнадцать, когда это случилось. В последний раз я с ней списывалась за два дня до этого (она пожелала мне спокойной ночи), а виделась — примерно за неделю, в автобусе по дороге на учёбу. Мы обе уже поступили в универ, и в то время, когда я понимала, что качусь по наклонной, что ни к чему моё обучение не приведёт (а так и случилось), она восторженно делилась тем, как ей нравится учиться на своём факультете, как она довольна, что поступила туда, как здорово ей на парах и какая у них интересная практика. Мне не было завидно, потому что эта девочка была самым открытым и ранимым человеком из тех, что я знала, самым честным в своих чувствах. Если ей было весело — она смеялась, если ей было грустно — она плакала. А ещё она подарила на мой шестнадцатый день рождения торт, который сама же испекла, и вообще она любила печь всякие вкусные штуки и звать нас на чаепитие.
Тогда, в автобусе, я в очередной раз заставила её распустить волосы, потому что она опять стянула их на затылке, и говорила, что вот так ей намного, намного лучше, ну сколько можно повторять? А ещё она говорила, что всем первокурсникам на их факультете выдают казёный нетбук, вроде как стимула и помощника в обучении.
Она, как мне кажется, очень торопилась жить, но как-то совсем иначе, чем я или наши знакомые. Даже порнушку для неё открывала я, а не она.
И умерла она, потому что торопилась: опаздывала на учёбу, побежала через дорогу на красный свет, чтобы успеть забежать в автобус. Не успела. И машина её сбила вместе с её казёным нетбуком.
Мне иногда очень хочется рассказать, как я сидела, завернувшись с головой в одеяло, и просто выла по часу. Как я ходила ни жива ни мертва в универ. Как одна одногруппница подошла ко мне после пары и с улыбкой и слезами рассказывала, как она и её семья переживали смерть сестры и дочери.
Через пару лет, говорила она, мало что меняется. Боль остаётся, неловкое звенящее молчание остаётся, и вы сами тоже остаётесь, когда человека уже давно нет. С этим сложно, но можно жить.
И правда, живу вот.
Я узнала о её смерти очень как-то глупо и неправильно. Хотя разве можно о таком узнать иначе?
Пара человек написали мне что-то вроде "Ты знаешь, что случилось с Леной?" На первое такое сообщение я никак особо не отреагировала, потому что ну что с ней может случиться, а вот второй человек сказал, что её сбила машина. А я спросила: "Она в больнице? Как она? К ней можно?" И мне сказали: "Она умерла".
Первый вечер я просто не верила, я ничего не чувствовала, я думала, меня разыгрывают. Я ещё помню, как писала в твиттер: "Том момент, когда твоя лучшая подруга умерла, а ты ничего не чувствуешь". Это потом пришли вой и дурная апатия.
Я не верю в бога. Не верю в жизнь после смерти и прочую подобную чушь. Но когда её отпевали, я стояла и мне казалось, что вот она, Лена, летает невидимым духом вокруг нас и смеётся: "Чему вы плачете, дураки?"
И в гробу лежала тоже она. Бледная, незнакомая и очень, очень красивая.
Сейчас, честно говоря, я всё ещё не верю, что её нет. Есть огромное множество людей, с кем я перестала общаться после школы, и некоторых из этого множества я считала настоящими друзьями, но вот — мы не общаемся, не видимся, не хотим помнить друг о друге. И это случилось не сейчас и не год назад, а всего через полгода после школы.
Я считаю Лену кем-то из них. Мне всё кажется, что есть она там где-то, учится и смеётся, пишет диплом и не спит по ночам, переживая перед госами и защитой.
Что она просто есть. И от этого ощущения невозможно — да и надо ли? — избавиться.