прямой вайфай в безысходность
А я тут это. Тащу драббл с пронзаний про Катаоку.
аушка, Катаока и школа, драма
— Что ты об этом думаешь?
Канзаки сунул ему под нос статью с кричащим названием "Восходящая звезда бейсбола, молодой питчер из школы Сейдо!", и Тессин недовольно отмахнулся:
— Убери.
Канзаки пожал плечами и отошёл от его места к гудящей толпе одноклассников. Наверное, он обиделся. Тессину было без разницы, равно как и сама статья. Не для статьи он выкладывался на тренировках до третьего пота, не для неё он вырывал зубами, руками и ногами свою победу, не для неё, в конце концов, пожертвовал общением и весельем ещё тогда, на первом курсе средней школы, когда он не представлял из себя абсолютно ничего, а тренер над ним снисходительно смеялся.
Нет, он ни о чём жалел, только вот этот Канзаки всё бередил душу своей уверенностью, что всем и каждому нужна дружба. Он всякий раз наталкивался на стену, но почему-то не отступал. Тессину было непонятно — кроме того, что отклика Канзаки не находил, он ещё и был его, Тессина, заменой. Разве он не должен с ним соревноваться, а не набиваться в друзья?
Тессин покосился на увлечённо беседующих одноклассников и в очередной раз подумал, что дело тут, наверное, в самом Канзаки: есть такие люди, которые могут и хотят общаться с кем угодно. Катаока Тессин к таким, конечно, не относился.
Зато он относился к тем, кто ради своей цели мог сделать всё возможное и невозможное. И если он уже смог превратиться из посмешища в незаменимого питчера основы, ему по плечу было что угодно — так он думал.
И так, наверное, думал Канзаки, когда на выпускном подошёл к нему, ухватился за ладонь и с невозможной искренностью в светящемся взгляде выпалил:
— Уверен, когда я услышу о тебе в следующий раз, ты будешь блистать на лучших стадионах Соединённых Штатов!
В полном молчании они немного постояли друг напротив друга, и за это время Тессин успел рассмотреть и запомнить те детали его лица, на которые в обычное время никто не обращает внимания: цвет глаз, немного свороченный на бок, когда-то сломанный нос, густые брови и розовый прыщик у широкого рта. Потом Канзаки ушёл, чтобы больше никогда не появиться в его жизни, а Тессин смотрел ему вслед, боясь моргнуть и почувствовать влагу на щеке.
Канзаки, конечно, неоткуда было знать, что Тессин уже никогда не сможет профессионально заниматься бейсболом.
Жара стояла ужасная; он потёр плечо, до боли в глазах вглядываясь в стоящее в зените солнце.
Ему казалось, что кости его руки скрипят, неохотно вставая в свои железные пазы.
Кстати, кагехина с космо-ау тоже моя, хз, когда решусь дописать.
Ой, а ещё я внезапно курасаву из треда откопала, тож моя.
На ключ "заснуть под одним одеялом".
преслэш, обрывок повседневности
Курамочи не то чтобы ладил с учёбой, но с алгеброй у него всё было сравнительно неплохо, а по сравнению с Савамурой — так просто отлично. Об этом добродушно проболтался Маско, когда Савамура рвал волосы над контрольным тестом, и тогда на Курамочи посмотрели такими щенячьими глазами, что он почему-то не смог отказаться.
Просто так он оставить это, конечно, не смог. Раз десять повторил, какой Савамура тупица, смеялся над его тщетными попытками решить сложные задачи как можно обиднее, а потом и вовсе сказал, что с таким уровнем развития ему здесь делать нечего, каким бы там крутым питчером он себя ни мнил. Савамура сопел и пихался, обиженно вскрикивал и всё лез в драку, но указания по делу исправно выполнял, а иногда у него даже получалось до чего-то дойти самому. Тогда он смотрел на Курамочи с отвратительнейшим лицом победителя, и очень хотелось кинуть в него свежайшей осенней грязи.
Ближе к полуночи Савамура начал клевать носом. Курамочи отвешивал ему подзатыльники, и тот громко возмущался, пока наконец в него не прилетела пущенная рукой Маско подушка. Он тут же заткнулся и даже извинился, а Маско завернулся в одеяло и попросил: "Тише, пожалуйста".
Курамочи захихикал в кулак, перехватывая оскорблённый взгляд, и ткнул пальцем в следующее задание. Савамура тут же опустил голову к листу и вдруг решил задачку в мгновение ока. Дальше всё пошло как по маслу: он щёлкал уже не раз разобранные примеры как орехи, и Курамочи лениво кивал, неспособный найти в себе силы хоть на какую-то насмешку.
Они просидели до глубокой ночи, и хотя Курамочи знал, что наутро это выльется в сильнейшее изнеможение на тренировке, не мог всё прекратить: посиделка вызывала в нём необъяснимое удовлетворение. И он заторможено наблюдал за Савамурой, за его склонённой головой и всё медленнее мельтешащей ручкой, за качающейся над столом чёлкой, и отчётливо чувствовал, как засыпает.
Утро не было радужным. Надрывался будильник, гудела голова, почему-то дёргало судорогой руку. Не сразу Курамочи понял, что нечто, щекочущее ему шею и подбородок, — это лохматая голова Савамуры.
Он подскочил, как ужаленный, поскорее покидая кровать, Савамура заворчал и заворочался, укутываясь в — боже ты мой — одно на двоих одеяло. Курамочи постоял, пытаясь совладать с мыслями, посмотрел на только-только открывающего глаза Маско, на всё ещё спящего Савамуру — и решил всё замолчать.
И пусть дальше день прошёл как обычно — умилительно серьёзный Маско, слишком громкий Савамура, — Курамочи до самого вечера чувствовал фантомное тепло у самого сгиба шеи.
И, конечно, никто не мог гарантировать, что Савамура ничего не помнил.
аушка, Катаока и школа, драма
— Что ты об этом думаешь?
Канзаки сунул ему под нос статью с кричащим названием "Восходящая звезда бейсбола, молодой питчер из школы Сейдо!", и Тессин недовольно отмахнулся:
— Убери.
Канзаки пожал плечами и отошёл от его места к гудящей толпе одноклассников. Наверное, он обиделся. Тессину было без разницы, равно как и сама статья. Не для статьи он выкладывался на тренировках до третьего пота, не для неё он вырывал зубами, руками и ногами свою победу, не для неё, в конце концов, пожертвовал общением и весельем ещё тогда, на первом курсе средней школы, когда он не представлял из себя абсолютно ничего, а тренер над ним снисходительно смеялся.
Нет, он ни о чём жалел, только вот этот Канзаки всё бередил душу своей уверенностью, что всем и каждому нужна дружба. Он всякий раз наталкивался на стену, но почему-то не отступал. Тессину было непонятно — кроме того, что отклика Канзаки не находил, он ещё и был его, Тессина, заменой. Разве он не должен с ним соревноваться, а не набиваться в друзья?
Тессин покосился на увлечённо беседующих одноклассников и в очередной раз подумал, что дело тут, наверное, в самом Канзаки: есть такие люди, которые могут и хотят общаться с кем угодно. Катаока Тессин к таким, конечно, не относился.
Зато он относился к тем, кто ради своей цели мог сделать всё возможное и невозможное. И если он уже смог превратиться из посмешища в незаменимого питчера основы, ему по плечу было что угодно — так он думал.
И так, наверное, думал Канзаки, когда на выпускном подошёл к нему, ухватился за ладонь и с невозможной искренностью в светящемся взгляде выпалил:
— Уверен, когда я услышу о тебе в следующий раз, ты будешь блистать на лучших стадионах Соединённых Штатов!
В полном молчании они немного постояли друг напротив друга, и за это время Тессин успел рассмотреть и запомнить те детали его лица, на которые в обычное время никто не обращает внимания: цвет глаз, немного свороченный на бок, когда-то сломанный нос, густые брови и розовый прыщик у широкого рта. Потом Канзаки ушёл, чтобы больше никогда не появиться в его жизни, а Тессин смотрел ему вслед, боясь моргнуть и почувствовать влагу на щеке.
Канзаки, конечно, неоткуда было знать, что Тессин уже никогда не сможет профессионально заниматься бейсболом.
Жара стояла ужасная; он потёр плечо, до боли в глазах вглядываясь в стоящее в зените солнце.
Ему казалось, что кости его руки скрипят, неохотно вставая в свои железные пазы.
Кстати, кагехина с космо-ау тоже моя, хз, когда решусь дописать.
Ой, а ещё я внезапно курасаву из треда откопала, тож моя.
На ключ "заснуть под одним одеялом".
преслэш, обрывок повседневности
Курамочи не то чтобы ладил с учёбой, но с алгеброй у него всё было сравнительно неплохо, а по сравнению с Савамурой — так просто отлично. Об этом добродушно проболтался Маско, когда Савамура рвал волосы над контрольным тестом, и тогда на Курамочи посмотрели такими щенячьими глазами, что он почему-то не смог отказаться.
Просто так он оставить это, конечно, не смог. Раз десять повторил, какой Савамура тупица, смеялся над его тщетными попытками решить сложные задачи как можно обиднее, а потом и вовсе сказал, что с таким уровнем развития ему здесь делать нечего, каким бы там крутым питчером он себя ни мнил. Савамура сопел и пихался, обиженно вскрикивал и всё лез в драку, но указания по делу исправно выполнял, а иногда у него даже получалось до чего-то дойти самому. Тогда он смотрел на Курамочи с отвратительнейшим лицом победителя, и очень хотелось кинуть в него свежайшей осенней грязи.
Ближе к полуночи Савамура начал клевать носом. Курамочи отвешивал ему подзатыльники, и тот громко возмущался, пока наконец в него не прилетела пущенная рукой Маско подушка. Он тут же заткнулся и даже извинился, а Маско завернулся в одеяло и попросил: "Тише, пожалуйста".
Курамочи захихикал в кулак, перехватывая оскорблённый взгляд, и ткнул пальцем в следующее задание. Савамура тут же опустил голову к листу и вдруг решил задачку в мгновение ока. Дальше всё пошло как по маслу: он щёлкал уже не раз разобранные примеры как орехи, и Курамочи лениво кивал, неспособный найти в себе силы хоть на какую-то насмешку.
Они просидели до глубокой ночи, и хотя Курамочи знал, что наутро это выльется в сильнейшее изнеможение на тренировке, не мог всё прекратить: посиделка вызывала в нём необъяснимое удовлетворение. И он заторможено наблюдал за Савамурой, за его склонённой головой и всё медленнее мельтешащей ручкой, за качающейся над столом чёлкой, и отчётливо чувствовал, как засыпает.
Утро не было радужным. Надрывался будильник, гудела голова, почему-то дёргало судорогой руку. Не сразу Курамочи понял, что нечто, щекочущее ему шею и подбородок, — это лохматая голова Савамуры.
Он подскочил, как ужаленный, поскорее покидая кровать, Савамура заворчал и заворочался, укутываясь в — боже ты мой — одно на двоих одеяло. Курамочи постоял, пытаясь совладать с мыслями, посмотрел на только-только открывающего глаза Маско, на всё ещё спящего Савамуру — и решил всё замолчать.
И пусть дальше день прошёл как обычно — умилительно серьёзный Маско, слишком громкий Савамура, — Курамочи до самого вечера чувствовал фантомное тепло у самого сгиба шеи.
И, конечно, никто не мог гарантировать, что Савамура ничего не помнил.
@темы: геи, пишу, споконы, Daiya no Ace